В воздухе всё ещё сохранялась свежесть и даже некая промозглость, присущая ранней весне, а особенно – её вечерам, в начале марта. В голову сразу же приходили известные, но не банальные строки Басё:
« В путь! Покажу я тебе,
Как в далеком Ёсино вишни цветут,
Старая шляпа моя.»
Конечно же, так далеко собираться было и не нужно, хотя Ория бы очень хотел понаблюдать за стремительной жизнью цветов сакуры именно там, в почти мифическом месте. В Токио пришла весна, пришла вместе с ароматом цветов-однодневок, настраивая умы на поэтический лад. Принцип моно но аварэ, казалось, упоённо поёт оду самому себе с ветвей вишен, обильно усыпанных бледно-розовыми цветами.
В этот вечер Ория Мибу вместе со своим приятелем собирался насладиться постановкой театра Но – известнейшей пьесой «Мацукадзэ». Мировая известность этой вещи обуславливала и большое скопление иностранцев. Мибу холодно скользнул взглядом по группке европейцев, громко говорящих у входа в зал.
- Не понимаю, как они собираются слушать, - негромко произнёс молодой человек, поворачиваясь к своему спутнику. – По счастью, мы ещё не дожили до того времени, когда в угоду гайджинам великие произведения будут ставить на их языке… и, надеюсь, я до этого не доживу.
Наверняка Ория для них выглядел очень экзотично в традиционной одежде. Для самого Мибу европейцы в костюмах были словно соринка в глазу. Предубеждение к иностранцам он унаследовал от отца, а тот – от своего отца. Ория надеялся, что шумные европейцы всё-таки проявят такт и по время постановки будут хранить молчание.
Надо отметить, достать билеты именно на эту постановку оказалось не самым простым делом. Ведь в образах сестёр выступали знаменитейшие актёры – роль Мацукадзэ исполнял зрелый и блистательный Канэске Ногути, а её сестру вёл молодой Ядзо Тамура, снискавший себе славу звонким и глубоким голосом. Ория прежде не слышал их в дуэте, потому с некоей тревогой даже предвкушал нечто особенное.
- Надеюсь, ты получишь такое же удовольствие, как и я, - обратился он к Мураки.
С достопамятной поездки они несколько раз пересекались в университете, но видимо у Казутаки были дела, да и самому Ории пришлось несколько раз съездить в Киото по требованию отца. Однако Мибу не спешил забывать об их договоре, потому вскоре прислал Мураки письмо с официальным приглашением на постановку, вложив в конверт билет и выразив свою надежду на то, что молодой человек найдёт время. Пожалуй, звучало это довольно сухо и не совсем по-студенчески, но Ория подумал, что его новоприбретённый друг, если, конечно, это слово можно было бы употребить по отношению к Казутаке, его поймёт. Так что этот вечер стал, пожалуй, первым, когда они по-настоящему встретились.

Мураки в традиционной одежде его поразил, хотя Ория и ничем не выдал своего удивления. Ему… шло. Дорогая ткань и явно ручная вышивка заставляли юношу по достоинству оценить внешний вид своего спутника.
Сам Мибу в этот вечер предпочёл тёмно-серое кимоно со сдержанным, но изящным узором из бамбуковых стеблей, раскиданных по ткани тут и там. Разумеется, под кимоно он надел гэта, отчего сразу стал выше обычного, но, несмотря на это, чувствовал себя Ория гораздо свободней, чем в европейской одежде, которую вынужден был носить в университете и большую часть своей жизни вне дома.
Замечание о европейцах заставило его улыбнуться, уж больно не соответствовал тон Мураки его словам.
- Да, это было непросто, но мне помогли друзья, - нейтрально отозвался юноша. – Я прежде не слышал выступлений Тамуры-сана, надеюсь, нам понравится… впрочем, я слышал, что их с Ногути-саном уже сейчас называют лучшим дуэтом за последние сто лет.
Они заняли свои места в зрительном зале, пройдя мимо группки европейцев. Ория сделал вид, что оглох – английский он знал хорошо, всё же это мировой язык бизнеса и торговли…
Деревянный пол сцены был натёрт до блеска так, что напоминал гигантское тёмное зеркало, и когда погас свет в зале, силуэты сосен отразились там. Из-за игры света казалось, что сосны дрожат, как и положено отражениям в воде.
Начальная тихая музыка – спокойная и красивая, которая исполняется обычно в самом начале, зазвучала только при появлении на сцене Мацукадзэ и Мурасамэ. Это исключение из правил было допущено для того, чтобы подчеркнуть мистическую природу сестёр.
Молодой человек рядом погрузился в созерцание и Ория вполне мог его понять. В первый раз он видел постановку «Ветер в соснах» ещё будучи совсем ребёнком. Тогда они вместе с отцом сидели в первых рядах, и маленький Ория за всё время спектакля едва ли пошевелился, завороженный его потусторонней красотой. Сейчас, став старше, Мибу уже по-иному воспринимал пьесу, она стала не просто волшебной, но печальной, глубокой, трогательной – и очень символичной. Может быть, пройдёт время и «Ветер в соснах» приобретёт новые оттенки значений… человек становится мудрей, опытней – и вместе с тем становится глубже и его восприятие, и сильней – сила искусства.
«Бадья черпнёт у берега пустого…
Как скоротечно в этом мире всё.
Всё – бренность. И безжалостно былого
Последнее виденье ветер унесёт!»
Сёстры, роли которых, разумеется, исполняли мужчины, облачённые в длинные белые одеяния – символ их принадлежности к царству мёртвых, пели на разные голоса. Изящное стихотворение отчего-то сильно врезалось в память Ории, юноша сомкнул руки, выпрямившись и внимательно следя за развитием событий. Теперь он прекрасно понимал, почему этот дуэт считается великим…

Ория глубоко сочувствовал несчастной Мацукадзэ. Голос Ногути был лишён мягкости его молодого коллеги. Напротив, это был резкий, почти гортанный голос, который, однако, нёс в себе мистические отголоски. Далёкий от театра Но человек мог бы посчитать, что Ногути не заслужил своей славы, но именно эта гортанность добавляла души пьесе, именно она зачаровывала – настолько самобытным и талантливым был актёр. Порой он походил на сломанную музыкальную шкатулку, которую так до конца и не починили…  и от игры этой самой шкатулки по спине пробегал холодок.
-«Грешную любовь
Все еще забыть
Не дается ей!
Там сосна стоит! То – не Юкихира!» - пропел Тамура с нежностью и печалью, которые, казалось, могут заставить сердце слушателей разорваться от горя. Ория с волнением следил за Ногути. Лицо его выразило печаль, граничащую с отчаянием – так горько было несчастной Мацукадзэ разочаровываться. Протянув руки к далёкой сосне, Ногути глубоко вдохнул… и рухнул на полированную сцену под звук, в котором Мибу безошибочно определил выстрел. Он машинально пригнул голову, но это было рефлекторным движением.
Люди повскакивали со своих мест, раздались крики о помощи… Ория на мгновение замер, не в силах даже подняться – словно его парализовало. Юноша неверяще смотрел на сцену, где к Ногути подлетел Тамура, буквально падая на колени…
В себя его привёл голос Мураки. Ория поспешил за молодым человеком – правда, не так быстро, как он, всё-таки на гэта бегать было не слишком удобно – и, очутившись на сцене, быстро подошёл к раненому.
- Да… мы из Тодай… - произнёс он машинально. – Мы…
Впрочем, голос тут же исчез. Ория понял, что стал свидетелем заката ярчайшей звезды японского театра современности. Тот, кто стрелял – явно знал своё дело, потому что белые одежды актёра пропитались кровью, неправдоподобно ярко выглядящей на белом шёлке. Лицо Канэскэ Ногути искривилось от боли, а потом глаза остекленели.
Великий актёр умер быстро, словно погас блуждающий огонёк – они даже не успели попытаться оказать ему помощь.
Глаза Тамуры до смешного округлились, однако смеяться никто не спешил… а потом молодой актёр закричал.
Крики женщин, конечно, неприятны, но не удивительны. Однако когда так кричит мужчина – кровь стынет в жилах.
- Тамура-сан… Тамура-сан, пойдёмте… - к молодому человеку подлетели коллеги по сцене. Монах, не отрывая поражённого взгляда от тела скончавшегося, пытался по возможности мягко увести Ядзо, но тот, явно ничего не слыша, цеплялся за белые одежды старшего актёра.
- Тамура-сан, отойдите… ему нужна помощь, - Ория, наконец, двинулся с места и, присев, приобнял актёра за плечи. – Он потерял сознание. Пожалуйста, не мешайте врачу…
Мужчина замер и бешено посмотрел на него.
- Правда? – с жадной надеждой спросил он, хватаясь за руки Мибу.
- Правда, - твёрдо солгал Ория. Мёртвому уже не поможешь, думать нужно о живых. – Пойдёмте…
Вместе с монахом ему удалось поднять на ноги Тамуру и даже довести до кулис, где юноша сдал его на руки подоспевшего персонала.
Это была самая тяжёлая ложь в жизни Ории. Всё ещё чувствуя безумную хватку Тамуры, от которой останутся следы, он вернулся к своему спутнику.

Представители власти быстро заполонили театр. Казалось, они повсюду, словно назойливые тараканы. Ория обладал некоей долей почтения к правовым органам, но явно меньшей, чем рядовой японец. Он слишком хорошо знал, как часто вовремя переданный конверт может склонить мнение служителя закона на нужную сторону.
Фигура Мураки возникла прямо перед ними, и Ория укорил себя за рассеянность.
А затем это «вы спасли его!»…
Актёр стремительно покинул их, и от жалости сердце Мибу сжалось.
-«Кажется, он лишился рассудка…»
Это было ужасно. Театр Но потеряет не одного, а двух актёров.
- Думаю, они были близки, - отозвался Ория, не глядя вслед мужчине. Тот убежал, путаясь в белоснежном одеянии, но Мибу решил предоставить его на попечение медиков. – Кажется, Ногути-сан учил его и покровительствовал…
Обычное явление в среде актёров, когда талантливый и зрелый покровительствует одарённому новичку,  не опасаясь конкуренции и под девизом «Всё ради искусства». Неудивительно, что Тамура…
- Я только надеюсь, что в следующий раз эта традиция не будет подкреплена человеческими жертвами, Мураки-сан, - Ория покачал головой. – Мне жаль, что так получилось…
Этой фразой он не только выражал свои соболезнования по поводу кончины великого актёра, но и деликатно извинялся за то, что подобный инцидент призошёл там, куда Ория позвал старшего товарища.
- Полагаю, нас не выпустят просто так… - устало произнёс Мибу. Проходить через все формальности и процедуры, установленные порядком, очень не хотелось, но выбора особо не было. – Думаешь, убийца ещё здесь?
Если это было запланированное убийство с целью устранить актёра, то надежды на то, что преступник всё ещё находится в здании театра, уже не было. Скорей всего он стрелял из задних рядов и скрылся в суматохе.
Если же это был импульсивный поступок чрезмерно пылкого поклонника или просто ненавистника блистательного Канэскэ Ногути, но, скорей всего, убийца ещё среди них. Правда, мог уже избавиться от оружия… Мибу мысленно застонал – ему только полицейского разбирательства не хватало! Вот так и сходили в театр…
- Когда это всё закончится… я бы выпил чего-нибудь покрепче, - со вздохом произнёс Ория, бросая вопросительный взгляд на Мураки.
На сцене внезапно стало шумно, будто случилось нечто экстраординарное, и молодой человек удивлённо приподнял брови…
- Что там происходит?

- Надеюсь, следующая наша встреча будет отмечена чем-то хорошим, - Ория покачал головой. – Знаешь… он был гениальным актёром. Даже как-то не верится…
Когда умирают обычные люди – в этом нет ничего шокирующего ни для кого, кроме их близких. В смерти же человека публичного и знаменитого есть что-то неестественное. Ведь всего лишь с полчаса назад Ногути-сан был жив, дышал, играл… Общественные деятели слишком  сильно подчёркивают свою индивидуальность, потому, если они погибают – это становится шоком для многих. Наверно, от осознания, что если даже к великим мира сего смерть приходит так запросто, то обычным людям уж никак не спастись…
С другой стороны, смерть уравнивает нищих и королей.
Ход мыслей Ории прервало появление двух субъектов. Оба представляли закон, но только один из них, очевидно, собирался этот самый закон соблюдать. Фокуда был так занят попытками убедить детектива выпустить его, что не сразу обратил внимание на молодых людей. Ория отвёл взгляд, мысленно поморщившись.
Он уже видел Фокуду несколько раз – разумеется, в ресторане отца, и даже был ему представлен. Несмотря на личную неприязнь Нивы к этому человеку, Мибу-старший настаивал на том, чтобы Ория завязывал полезные знакомства… к слову сказать, о неприязни нынешнего хозяина Ко Каку Ро догадывался только его сын.
Отвязаться от дотошного обладателя в скором будущем зеркальной лысины окончательно детективу не удалось – впрочем, Мибу был бы здорово удивлён, если бы вышло иначе – и он начал допрос в присутствии помощника министра. В глазах мужчины мелькнуло смутное узнавание, которое стало явным, едва Ория назвал свою фамилию. Молодой человек приветствовал Фокуду, молча склонив голову, но не посчитал нужным прерывать беседу с детективом. Он как мог подробно описал всё, что видел и слышал – сейчас Ории хотелось помочь следствию по мере своих сил, ведь Ногути-сан был и ему по-своему дорог.
Однако замечание Мураки, заставившее детектива подобраться, словно взявшая след гончая, оказалось для Мибу полной неожиданностью.
-«Зачем ты это делаешь?» - юноша бросил острый взгляд на своего спутника, но потом, кажется, понял. Фокуда, до того беспокойно вертевшийся на месте – нетерпеливо притоптывая ногой, демонстративно поглядывая на часы – вдруг замер, будто только сейчас осознал, где находится.
- Я… не совсем уверен. Сложно было разобрать, - тщательно взвешивая слова, ответил Мибу.
- Может быть, вы всё-таки попытаетесь вспомнить? – в голосе детектива ожидаемо проскользнули нетерпеливые нотки, но Ория только покачал головой.
- Если я что-нибудь вспомню, я обязательно вам сообщу, детектив.
К счастью, в этот момент подоспел помощник детектива с не слишком радостной вестью.
- Призрак? Что за глупости, - уже не скрывая своего раздражения, произнёс Окидзаки-сан. – Ладно… пойдём.
Повернувшись к молодым людям, он напоследок смерил их внимательным взглядом.
- Если вы что-нибудь можете сообщить следствию…
-… то мы непременно это сделаем, детектив. Мы оба поклонники таланта Ногути-сана, - заверил его Ория. Мужчина кивнул и ушёл.
- Полагаю, у тебя были причины, - не уточняя, о чём он, Мибу вопросительно глянул на Мураки.
Вероятно Казутака тоже заметил странное поведение Фокуды, но Ории с трудом верилось, что этому человеку хватит мужества не то, что нажать на курок – взять в руки оружие. Такие люди, как Фокуда, предпочитают действовать через посредников, лишь бы рыльце не изгваздать в пушку. Убийство требует духовной решимости и собранности – ведь не поймали же убийцу через пару минут после выстрела… значит, тот действовал достаточно хладнокровно.
Мибу только мог надеяться на то, что с Тамурой всё будет в порядке. Судя по всему, он действительно повредился в рассудке… потерять подающего такие надежды Тамуру для японского театрального искусства было бы тяжёлым ударом, особенно после такой невосполнимой потери…

Логика Мураки была безупречна. Действительно, преступнику куда сложней будет оставаться спокойным, если он посчитает, что его имя вот-вот предадут огласке. Ория кивнул, с удовольствием отмечая, что сделал правильный выбор, поддерживав ту небольшую ложь, жизнь которой дал молодой человек.
- Ты веришь в призраков, Ория?
Этот вопрос оказался неожиданностью. Мибу задумчиво посмотрел на Казутаку, но шага назад делать не стал, хотя тот и нарушил уже границы его личного пространства, попирая правила вежливости. Сейчас был несколько не тот момент, когда этим самым правилам следовало уделять большое внимание.
- Лично я их никогда не видел, - дипломатично ответил он в лучших традициях японской уклончивости. – Если ты о реакциях Тамуры-сана… думаю, ему действительно не помешает успокоительное. У него был… тяжёлый день.
Губы дрогнули в улыбке, хотя, конечно же, здесь не было ничего смешного.
Ему и в самом деле было бы трудно ответить на подобный вопрос однозначно. Логика и холодный расчет требовали ответить «я верю то, что могу увидеть сам». Духовность и суеверность, которые живут в сердце каждого японца, требовали ответить «да». Сложно было бы представить себе нацию, больше полагающуюся на предрассудки, нежели японцы – вдохновлённые синто и буддизмом, они искренне полагали, что божества окружают нас в повседневной жизни. Божество нечистот, божество старых вещей, божество камней, семейный дух-хранитель… всё это японцы впитывают с молоком матери. Да что можно сказать, если в быстро развивающейся Японии ни в одном антикварном магазине не продают зеркал! И даже в больнице, казалось бы, серьёзном заведении – никогда не предложат больному посмотреться в зеркало, совершенно искренне предполагая, что это может не просто убить нездорового человека, но и стать причиной проклятия…
Культ чистоты, передавшийся Японии опять-таки от буддизма, заставляет верить в проклятия, в их почти что заразность, подобную распространению вирусов. Контакт с чем-то нечистым – с кровью, смертью – тоже считается проявлением «грязи», таких людей даже не пускают в храмы, пока те не пройдут обряд очищения…  Именно поэтому японец более склонен поверить в бакэмоно, онрё и ёкай, чем тот же самый европеец – в призраков и вампиров.
И если Тамура видел хито-дама Ногути-сана или слышал его призрачный голос, взывающий к нему, Ория не мог просто так отмахнуться от убитого горем человека… потому что, возможно – только возможно! – это было не просто экзальтированным состоянием…
- А ты, Мураки-сан? Веришь? - поинтересовался Ория.
Покидать тихое место не хотелось, тем более что ему всё равно пришлось бы подойти к Фокуда-сану и выразить своё почтение. Даже в такой момент правила уважения  младшего к старшему никто не отменял, тем более что высокое положение последнего в обществе могло пригодиться семейству Мибу в будущем.

Ответ Мураки был так же расплывчат и размыт, как и его собственный, но Ория только улыбнулся – он умел слышать интонации, так что всё прекрасно понял.
Во многом Мибу был согласен с его утверждением. Когда-то давно юноша слышал, будто  человеческая фантазия настолько скудна, что не смогла бы изобрести даже кенгуру. Что и говорить о такой вещи как фольклор!
В любом случае, им следовало вернуться в зал, что, собственно, молодые люди  и сделали.
В зале многие люди уже заняли свои места – всё равно ведь никого не выпускали. Японцы выглядели подавленными и рассерженными. Европейцы вертели головами, пытаясь одновременно увидеть всё, что только возможно.
Тело Каноскэ Ногути, к счастью, уже убрали, предварительно очертив его контуры мелом. Сцена была оцеплена жёлтыми лентами, так что им пришлось аккуратно обойти место преступления, спускаясь в зал.
Сперва Ория ошибочно решил, что Фокуда-сан беседует со своей женой, но потом тут же отмёл эту мысль – женщина была слишком молода, а в политике, прежде всего, ценится серьёзность. Фокуда просто не имел права на столь юную супругу, это могло бы повредить его репутации. С другой стороны её прекрасное кимоно явно говорило о том, что его обладательница – не простой человек. Ория мог по достоинству оценить её одежду, благородный возраст которой выдавал не только чуть выцвевший рисунок, но и сама ткань.
К его удивлению, девушка, заметив их, тут же поспешила оставить помощника министра. Приветствовав их в традиционной манере, что сразу возвысило новую знакомую в глазах Мибу, она по всем правилам этикета протянула каждому из них свои визитки – с поклоном и повернув их так, чтобы молодые люди могли читать информацию, не переворачивая их.
«Иомиури Симбун», конечно, вызывала уважение. Это была популярная газета, журналистом которой стать не так уж и легко… Ория мысленно усмехнулся. Девушке явно очень повезло - это событие поможет ей в дальнейшей карьере. Оказаться на месте преступления! Ками явно благоволили юной наследнице медиамагната.
А вот от него, судя по всему, сейчас милостивые ками отвернулись. Попадать на страницы газет он совершенно не хотел. Отец всегда поучал Орию, что нет ничего лучше в их профессии, чем оставаться в тени. Изучив европейскую историю, Мибу-младший пришёл к выводу, что отец играет своеобразную роль «серого кардинала». И было бы весьма неприятно, если бы Ория вдруг засветился в газетах. Излишнее внимание их семейству было ни к чему.
Выразив свою печаль по поводу трагического ухода из жизни великого актёра, Эндо-сан затем перешла на деловитый тон, чертовски не вяжущийся с её только что выраженной скорбью, и… совершила одну единственную ошибку, разом перечеркнувшую, в общем-то, благодушный настрой Ории к ней.
-«За достойное вознаграждение?!» - глаза Ории сверкнули, ноздри раздулись от гнева, но он тут же взял себя в руки, вежливо склоняя голову. Девушка вряд ли пойдёт дальше написания  кратких очерков о том, как живописно прошёл тот или иной праздник. Предложив купить его, причём таким тоном, она явно не слишком представляла себе, с кем беседует... Нива Мибу, конечно же, мог считаться одним из самых успешных держателей традиционных ресторанов в Киото, и, пожалуй, если бы дело ограничивалось лишь этим…
Если и прежде Ория не хотел, чтобы его имя мелькнуло в газете, то теперь даже знай он о мифических предсмертных словах Ногути, юноша предпочёл бы хранить молчание.
- Эндо-сан, конечно же, мы все глубоко скорбим об утрате столь великого актёра, как Ногути-сан, - он прекрасно владел голосом и не допустил в свою тираду даже легчайшего намёка на раздражение. – Однако, к своему прискорбию, я вынужден вас огорчить. Вряд ли я могу чем-либо помочь вам, к сожалению… я едва ли мог бы разобрать, что говорил покойный… может быть, мой друг расслышал чуть лучше?
Он не собирался отдавать Мураки на «растерзание» пронырливой журналисточке, но посчитал, что раз тот затеял свою игру с преступником, то ему будет интересно её продолжить. В любом случае, Казутака всегда может прибегнуть к отговорке и самого Ории – не расслышал, прошу прощения.
- Эндо-сан, мне бы очень не хотелось, чтобы моё имя каким-либо образом промелькнуло в газете, - это, пожалуй, была наименее приятная часть для него. – Думаю, вы меня понимаете… потрясение ещё слишком велико…
Чётко обозначив свою позицию, Мибу окинул журналистку довольно холодным и предупреждающим взглядом из арсенала отца. «Не вздумай и рта раскрыть…»
Фокуда, к слову, никуда не делся. За всю их беседу мужчина несколько раз явно смотрел на Орию, давая понять, что ждёт юношу. Это игнорировать нельзя было ни в коем случае.
- Прошу прощения, я должен приветствовать знакомого… - вежливо поклонившись девушке, Мибу бросил на Мураки быстрый и чуть извиняющийся взгляд, и отошёл в сторону.
Помощник министра тут же пошёл навстречу, едва ли не раскрывая объятия.
- Мибу-кун, как приятно тебя видеть! – радушно произнёс мужчина и совершенно по-европейски приобнял его, взяв обеими руками за предплечья и тряхнув. Этот жест, означающий покровительство и дружелюбие, у него получился суетливым. Ория вежливо улыбнулся, склоняя голову и придерживая руки мужчины своими пальцами. Подобное радушие от человека, с которым они виделись мельком пару раз, воспринималось довольно странно.
- Я рад вас видеть, Фокуда-сан, - вежливо ответил он, не сгоняя с лица улыбки. – Как вы поживаете? Как ваша достопочтимая супруга?
- О, прекрасно, прекрасно, - покивал мужчина. Они оба были связаны сейчас правилами приличия и вежливости, и говорить сразу о происшествии было бы невежливо. Однако становилось понятно, что Фокуда явно в этом заинтересован и пытается избежать любезностей как можно быстрей. Он выпустил руки Ории и, поправив очки, печально произнёс. – Так грустно, так ужасно… Ногути-сан был великим человеком.
- Совершенно согласен. Мы все скорбим, - склонил голову Ория.
- И такая ужасная и несправедливая трата нашего времени! Полицейские никого не выпускают, а, между тем, у многих, между прочим, есть дела… э… государственной важности! – сердито продолжил мужчина, едва ли не подпрыгивая от злости.
- Я очень сожалею, что вам приходится тратить своё время на эти формальности…
- Вот именно, формальности, - с готовностью ухватился за слово мужчина и ещё некоторое время прохаживался на счёт некомпетентных представителей правопорядка. Мибу слушал его внимательно, кивая и порой вставляя вежливое «да-да!» и «совершенно верно!». Наконец, Фокуда прекратил изливать своё недовольство и небрежным тоном поинтересовался. – Говорят, ты слышал предсмертные слова Ногути…
-«Говорят… ты же сам присутствовал при допросе», - пронеслось в голове у Мибу, но тот, покивав, ответил. – Мы с товарищем стояли как раз рядом, когда он умер…
- Конечно же, такие слова могут войти и в учебники по театральному искусству…. Великий был человек, великий… - Фокуда вопросительно смотрел на юношу. В один миг мужчина утратил сходство со смешным рисовым колобком. Теперь он скорей походил на филина – большие изучающие глаза за толстыми стёклами очков смотрели, не мигая.
-К сожалению, я не совсем уверен в том, что слышал, - осторожно произнёс Ория. – Понимаете… предсмертные хрипы… почти невозможно было понять…
- Вот как…
Мужчина замолчал, глядя на него с улыбкой. У Мибу появилось отвратительное чувство, будто Фокуда навязывает ему общую и довольно грязную тайну, а у него нет никакой возможности увильнуть.
- Ну что ж, это очень прискорбно. Видимо, учебники так и не обогатятся, - наконец, произнёс помощник министра.
- Скорее всего.

Отредактировано Oriya Mibu (2012-08-30 12:18:20)

Вызнав у молодого человека всё, что хотел, Фокуда заторопился. Хлопнув его пару раз по плечу, мужчина выразил свою надежду на скорую встречу и деловито удалился. Его походка, казалось, кричит «Смотрите! Смотрите все, я занимаю важный пост! У меня столько обязанностей, сколько вам не снилось!».
Мибу никогда не спешил оценивать людей, особенно не склонен он был к подобному после короткого времени общения, но сейчас юноша с уверенностью сделал вывод – Фокуда ему неприятен. Равно как и его отцу.
Завершив беседу, он с удовольствием отметил, что журналистка уже направляется к выходу. Видимо Мураки сумел отвязаться от неё легко и безболезненно. Кстати, о Мураки…
Ория направился к своему спутнику, чувствуя неловкость за то, что так надолго оставил его.
- Да, конечно. Это был тяжёлый день, - Ория на мгновение замер, а потом уважительно заговорил, используя самые вежливые формы глаголов. – Мураки-сан, я приношу свои глубочайшие извинения за сегодняшнее происшествие. Если у вас ещё есть желание, я обязательно предоставлю вам билеты на любой выбранный вами спектакль театра Но, и с удовольствием сопровожу вас, если вам будет угодно.
Мибу склонился в церемонном и довольно низком поклоне, позволяя волосам скрыть лицо.
Японцы склонны брать вину на себя, как и принимать ответственность, это часть менталитета, присущая всем – но в большей части людям, воспитанным в традиционной атмосфере. Европейцы мыслят иначе. Вряд ли можно услышать в американской компании фразу «Если выбора нет, давайте попробуем этот проект. В случае его неудачи, я возьму всю ответственность на себя». Подобная фраза подразумевает увольнение по собственному желанию, даже если человек занимает очень высокий пост.
Выпрямившись, Ория обернулся и его брови удивлённо поползли вверх.
- Нет. В этой пьесе нет маски ёробоши, если ты об этом… - поймав взглядом актёра, Мибу замер. Человек молча смотрел на них с Мураки. Белая маска на пустой сцене – это производило довольно жуткое впечатление. – Извините?
Неуместность человека на сцене была очевидна. Актёры уже разошлись, да и вряд ли кто-нибудь захотел бы репетировать в одиночестве после случившегося. При том в костюме, гриме – и совершенно другой роли.
Внезапно человек на сцене двинулся и заговорил:
- Но я ещё надеялся в душе,
Что дам тебе возможность убежать
В далёкий край,
Пока не поздно.
Или ты сам с собой покончишь,
И собственною кровью
Ты смоешь свой позор.
И я искал тебя
В Симмэти, в Сонэдзаки,
Но всюду говорили: «Он ушёл!»,
«Он только что ушёл!».
Ория поражённо застыл. Этот голос… гортанный, резкий, и в то же время глубокий… По спине пронеслась ледяная волна. С тёмной сцены актёр в маске ёробоши вещал голосом Канэске Ногути:
- И - на беду твою –
Тебя нигде не удалось мне встретить:
Ты избегал меня,
Но кармы
Никто не избежит!
Завершив монолог, мужчина медленно, как и подобает актёру театра Но, отошёл в темноту, продолжая смотреть лицом лишённой всякого выражения маски в пустоту зала.
Мибу ошарашено повернулся к Мураки, словно спрашивая, видел ли это он или нет… и слышал ли голос покойного.

Отредактировано Oriya Mibu (2012-08-31 12:13:04)

- Я… - Ория несколько смутился, но продолжил, понизив голос. – Я сперва принял этого человека за Ногути-сана… я знаю, это невозможно, но его голос…
Он снова замолчал, не желая выглядеть глупо перед Мураки.
- Да, конечно. Надеюсь, с ним всё в порядке… насколько это возможно.
Молодые люди поднялись на сцену, и Ория вдруг задался вопросом – а зачем? Что они ещё здесь делают?  Ведь стоило бы покинуть театр и отправиться или по домам, или в какой-нибудь бар. Снять напряжение и…
Тем не менее, у него отчего-то возникло ощущение, что остаться в театре и узнать, всё ли в порядке с Тамурой, это его долг.
Однако за кулисами они не нашли Тамуру-сана, зато нашли детектива Окидзаки.
- Окидзаки-сан, мы хотел узнать, всё ли в порядке… - Ория замолчал и невольно сделал шаг назад, едва не налетев при этом на Казутаку.
По груди сидящего человека расползлось тёмное пятно, отчего алые одежды его побурели. Детектив от неожиданности резко обернулся, задев человека ногой – и тот завалился на бок.
Многие вскрикнули, люди отхлынули прочь, словно боясь запачкаться.
Мужчина лет тридцати пяти, ничем особо не примечательный и одетый в костюм театра Но был явно мёртв. Но испуганные возгласы вызвал даже не этот факт.
Лицо убитого было искажено гримасой крайнего ужаса, будто перед смертью он увидел нечто невообразимо кошмарное.
- Что вы здесь делаете? – резко спросил детектив.
- Мы хотели поинтересоваться здоровьем Тамуры-сана… - машинально ответил Ория, не в силах оторвать глаз от гротескной маски, в которую страх превратил лицо незнакомца.
- Этот человек – один из актёров? – детектив повернулся к окружившим их людям, и тут Мибу понял, что здесь что-то не так.
Актёры всё ещё были в костюмах – и в масках, что самое удивительное.
-«Разве они не ушли уже?» - Ория вдруг почувствовал, что в затылке начинает покалывать, будто кто-то пристально смотрит.
- Никак нет, молодой господин! – отвечая на вопрос, вдруг угодливо склонился в поклоне один из актёров. Его улыбающаяся маска женщины поразительно подходила его голосу. Льстивому. – Этот человек вовсе не актёр!
Детектив непонимающе посмотрел на «женщину», но тут крайний актёр слева, в роскошной маске тэнгу, совершил устрашающий прыжок, притопнул ногой и грозно запел:
- Он мечется по тёмному двору,
Но неотступно
Толпа людей, крича:
«А! Погоди, убийца! Не уйдёшь!» -
Преследует его.
Детектив Окидзаки, опомнившись, повысил голос:
- Вы с ума посходили что ли?! Прекратите этот цирк! Это место преступления! Немедленно снимите эти дурацкие маски!
Но тэнгу только отпрыгнул с ужимками в сторону и продолжил:
- Опять – и вновь – и вновь
Ёхэй пытается пробиться сквозь толпу,
Найти лазейку к выходу… спастись…
Но у ворот
Стеснилась стража!
Тут вдруг остальные актёры запели хором, мешая голоса со смехом, от которого Ория вцепился в руку своего спутника:
- Ага! Теперь от нас не удерёшь!
Внезапно загрохотал барабан, свет мигнул и погас.
- Никому не двигаться! Оставайтесь на своих местах! Я представляю зак… - детектив пытался контролировать ситуацию, но, судя по звукам, споткнулся и упал.
Пару мгновений ещё было темно, а потом свет мигнул – и помещение оказалось залито ровным освещением. За кулисами никого, кроме них троих и трупа уже не было.
Мибу усилием воли заставил себя разжать пальцы – так сильно он вцепился в руку Казутаки.
- Что за чертовщина… - пробормотал детектив, поднимаясь с пола. Его лицо было совершенно белым, а в руках мужчина продолжал сжимать маску демона.

Фокуда-сан деловито направлялся к выходу из театра.
-«Однако всё сложилось удачно…» - мысленно он даже потёр руки, но не позволил себе повторить такой жест в реальности. Потирать руки было его любимой и вредной привычкой. Вредной – потому что это производило неприятное впечатление. И потому что кожа на ладонях шелушилась, и помощнику министра приходилось её припудривать. Приятного мало.
Сегодняшнее происшествие в театре выглядело так, будто сами боги решили, что пора бы погасить уж слишком ярко разгоревшуюся звезду.
-«И ещё этот мальчишка Нивы будет молчать… щенок, кажется, о чём-то догадывается… но тем лучше. Пускай сопляк с детства привыкает знать своё место, как и папаша», - довольно размышлял помощник министра и остановился, недоумённо оглядываясь.
Он стоял посреди длинного коридора, освещённого довольно тускло, что для театра само по себе было странно.
-«Что за чёрт…», - Фокуда огляделся. Сколько он уже блуждает по театру? Ведь вроде ничего сложного в том, чтобы выйти на улицу нет, да и откуда взялись такие длинные и запутанные коридоры?
Предавшись мыслям о происшествии, мужчина как-то не обратил внимания, что слишком долго добирается до выхода…
- Неужели я заблудился? – сердито пробормотал Фокуда и, достав платок, промокнул намечающуюся лысину.
Внезапно из темноты высоко и ехидно свистнула флейта, да так, что помощник министра подскочил от неожиданности. Резко обернувшись, он отпрянул – за спиной стояли двое актёров.
- Как вы меня напугали! – картинно схватившись за сердце, произнёс мужчина, пытаясь выдавить улыбку. Улыбка выходила кривой и неправдоподобной.
Двое мужчин синхронно двинулись, обходя мужчину. Они шли почти бесшумно, только шелестела дорогая ткань костюмов – даймё и его слуги. Маски белыми пятнами выделялись в тусклом свете коридора…
- Уважаемые, - деловито начал Фокуда. – Я, кажется, заплутал… как пройти к выходу?
Актёры замерли и повернулись к мужчине. На белоснежных масках застыли улыбки.
- Мой господин самолично к вам пожаловать изволил, - вдруг произнёс слуга и пристукнул ногой.
- Что? – Фокуда вытаращился на актёра.
- Мне понятно твоё горе, - откликнулся мужчина слева, изображающий даймё. Голос у него был гортанный и довольно резкий… Помощнику министра он показался смутно знакомым, но сейчас было несколько не то время, когда следовало думать о знакомых и незнакомых голосах. Тем временем, даймё продолжал явно по тексту. – Но запасись терпением. Вернувшись на родину, я сразу же пришлю за тобой гонца.
- Вы с ума сошли? – вежливо поинтересовался мужчина, пытаясь бочком протиснуться между актёра, решившими вдруг разыграть для него сценку посреди коридора. – Пропустите. Мне нужно идти.
Флейта засвистела совсем рядом – почти над ухом, и мужчина завертел головой, пытаясь определить источник звука.
- Я вижу, вы ей верите, думаете она и вправду плачет, - с досадливым вздохом произнёс актёр-слуга, обращаясь к своему коллеге. – А она вас обманывает, водой глаза смачивает а не плачет.
- Не может этого быть! Разлука со мной – вот причина её слёз… - возразил даймё.
Фокуда выругался и поспешил вперёд по коридору, оставляя за собой обменивающихся репликами актёров. Он шёл быстро, не желая признаваться самому себе, что эти двое его здорово напугали.
- Как вы здесь оказались?! – мужчина остановился, когда увидел тех же самых слугу и даймё, но уже прямо перед собой. – Я же…
- Докажу, что я прав! – пронзительно вскрикнул слуга, в руках они, словно по волшебству, возникла тушечница. – Подставлю ей вместо чашки с водой тушечницу!
- Не подходите ко мне!
Но возглас мужчины тут же сменился визгом – актёр, подскочив к нему, сбил с его носа очки и щедро плеснул тушь прямо Фокуде-сану в глаза.
Мужчина закричал и упал на колени, растирая глаза, которые словно обожгло огнём.
- Ну и рожа! Смотреть страшно! Ваша милость… - глумливый голос слуги, казалось, раздаётся со всех сторон. Фокуда изо всех сил пытался протереть глаза, но тушь будто въедалась сильней.
- Да, ты прав оказался! – голос даймё загремел по коридору. – Ах, как я обманут! Негодница! Как проучить мне её?...
Внезапно загрохотал барабан и голоса исчезли.
Вытащив платок из внутреннего кармана, помощник министра всё же умудрился промокнуть глаза и оглядел бешеным взглядом коридор.
Никого.
Поскуливая, словно побитый пёс, Фокуда поднялся на ноги и нетвёрдой походкой направился поскорей прочь, даже не пытаясь сориентироваться в театре.
Чередой коридоров он прокрался к знакомой двери зрительного зала, вздрагивая и даже повизгивая от страха, когда за спиной раздавался шелест чьих-то длинных одежд и скороговорка, в которую превратились голоса призрачных актёров.
- Э-э-эндо-сан? – дрожащим голосом воззвал к женщине, лежавшей в зрительном зале, Фокуда. Он продолжал машинально обтирать лицо платком, ещё больше размазывая тушь, и, подойдя к ней, застыл, с ужасом глядя на журналистку.

Ория закусил губу и кивнул в ответ на фразу Мураки. Да. Здесь чертовски небезопасно.
- Ты тоже… не отходи далеко, - произнёс он, бросая взгляд через плечо на склонившегося над трупом детектива.
Идея найти Тамуру-сана показалась юноше довольно удачной. Судя по всему, они остались в театре одни, а значит нужно собраться всем вместе.
-«Если, конечно, Тамура-сан ещё здесь», - пронеслось у него в голове.
- Мураки-сан… - молодые люди двинулись по одному из коридоров, ведущему вглубь театра. То тут, то там в смутном свете вырисовывались громады реквизита, в спешке отодвинутого в сторону. – Здесь творится какая-то чертовщина.
Озвучив свои мысли, Мибу вздохнул – теперь стало легче, ведь назад пути уже нет, и он упрямо продолжил, словно человек, который опасается, что сейчас его высмеют:
- Эти люди… не могли быть актёрами. Они давно покинули театр. Да и не могли бы исчезнуть так быстро и совершенно бесшумно. Я думаю, это…
Сзади с грохотом обрушилась декорация, изображающая сосны Такасаго, и из темноты зазвучал чей-то смех.
- Кто вы? – Ория замер, напряжённо вглядываясь в темноту.
Тишина, казалось, даже зазвенела. А потом, когда Мибу уже не ждал ответа и готов был повернуться к Мураки, вдруг зазвучали голоса:
- Даже вишнёвый цвет печалит.
Мы отринули бренный мир.
Даже вишнёвый цвет печалит.
Мы отринули бренный мир.
Пусть луна в облаках померкнет,
Нашу душу не омрачит.
Дальше последовал взрыв смеха – и снова тишина.
Ория повернул бледное лицо к своему спутнику и твёрдо произнёс:
- Можешь считать меня сумасшедшим, но это – не люди. Это… - он плотно сомкнул губы, удерживая едва не сорвавшиеся с кончика языка слова. - … это, кажется, начало драмы «Таданори».
Где-то раздались голоса – кажется даже знакомые, и кажется один из них принадлежал детективу Окидзаки, но звучали они очень далеко.

Отредактировано Oriya Mibu (2012-09-02 01:47:13)

Что ж, по крайней мере, Мураки не посчитал его сумасшедшим и не стал отрицать очевидного. А ответ незримого актёра – стихотворный, как и всегда, окончательно развеял иллюзии. Они действительно столкнулись с потусторонним… к счастью, пока что дух – или духи – не вёл себя агрессивно. И, вне всякого сомнения, дух этот при жизни носил имя Канэске Ногути.
- Но что? – нахмурился Ория. Смех стих, и флейта фунэ теперь раздавалась где-то совсем далеко, едва слышно. Что могло объединять их и жертву убийства? – Разве только мы стояли рядом в момент смерти Ногути-сана, но…
Но тогда чего хочет призрак?
Молодые люди двинулись вперёд, спеша разыскать Тамуру, у которого, как полагал Ория, есть ответы на некоторые вопросы. Мягкие шаги за спиной – преследовавший их шёл в одних таби, как и подобает актёру театра Но – раздавались всего пару раз, но они не стали поворачиваться. Мураки всё ещё держал его за руку, и юноша был молчаливо благодарен. Когда привычная реальность стремительно рушится, уступая место осознанию происходящего, очень приятно чувствовать тепло и твёрдость руки друга. Отрезвляет.
Они нашли Тамура-сана в одной из комнат. Молодой человек смотрел в зеркало и словно не видел ни своего отражения, ни самого зеркала.
Уверенность в его словах заставила Орию окончательно осознать правильность своего предположения. Значит, тогда со сцены стихи читал действительно сам Ногути.
Серьёзность и скорбь Ядзо была заметна невооружённым глазом и на какое-то мгновение юноша испытал настоящую неловкость, словно волею судьбы увидел то, чего видеть не должен был… что предназначалось другому.
- Мы глубоко соболезнуем вашей потере, - церемонно отозвался Ория, склоняя голову.
Тамура кивнул – и забрал маску из рук Казутаки.
- Тамура-сан… вы уверены, что это необходимо? – осторожно поинтересовался Мибу, глядя, как молодой человек аккуратно укладывает маску в специальный футляр, бережно держа её за края у завязок.
Актёр повернулся и некоторое время молча смотрел на Орию.
- Да. Так хочет Ногути-сан, - наконец, произнёс он.
- Вы слышите его?
- Да. Он говорит вот здесь, - жестом, преисполненным плавного изящества, которое так присуще актёрам Но, Тамура прижал ладонь к сердцу. Это выглядело бы неестественно в любом другом месте и в иной атмосфере, но не сейчас.
Молодой человек, шелестя дорогими одеждами, вышел из комнаты, следуя по коридору, и им ничего не оставалось, как идти за ним.
- Нам следует вернуться к детективу Окидзаки, - мягко произнёс Мибу.
- О, да. Конечно же мы вернёмся, - рассеянно откликнулся Тамура и безо всякого перехода продолжил. – Он любил театр больше жизни, и очень многим пожертвовал ради него… но это естественно, не так ли? Жертвовать всем ради того, что любишь…
Флейта запела ближе, нежно, но ни смеха, ни шагов не раздавалось в тишине.
Путь их лежал в комнату, наполненную футлярами для масок.
- Я дам вам маски… - тут Тамура замер в нерешительности, явно не зная, что следует выбрать.
- Неглубоко в горах таятся
Наши скиты,
Но в безмерных глубях скитаются
Помыслы сердца, - внезапно прошелестело по комнате.
- Я понял, учитель… - Тамура улыбнулся и, сняв с полки один футляр, протянул его Мураки. – Ваша маска – маска лекаря ёробоши.
- Юкихира… он имел
Царедворца чин.
Столько времени прожив
В Сума-но-Ура, -
Возвращаясь ко двору, -
Головной убор
И одежду, что носил, -
Нам на память дал, - подсказал всё тот же шёпот.
- Значит, Юкихира…  - задумчиво протянул Ядзо и достал второй футляр. – Вам – маска сэйнэн, юноша…
Ория принял футляр с поклоном. Маски ценились высоко.
- А ваша маска, Тамура-сан?
- Пока что мне она не нужна, - актёр сложил руки, спрятав их в длинных рукавах кимоно.
Мибу, чувствуя, как оттягивает руки футляр, вопросительно посмотрел на Ядзо, пытаясь понять – стоит ли надеть маску сейчас. Но тот стоял, прикрыв глаза и к чему-то явно прислушиваясь.
- Нам стоит вернуться к детективу, - наконец, рискнул нарушить его молчание юноша.
- Вернёмся немедля, - мелодично и напевно откликнулся актёр, всё больше теряя связь с реальностью.
Ория покосился на Казутаку. Не хватало только, чтобы Ядзо Тамура – единственный человек, который, кажется, имел чёткое представление о происходящем и мог разговаривать с духом, окончательно поехал.